Через сто лет

Рассказ написан в рамках этого конкурса для популяризации проекта и хотя он к финалистам не относится, мы полагаем всё равно уместным его здесь разместить как литературное представление планирования в проекте, где в режиме альтернативного будущего описываются предпосылки и последствия реализации проекта, в крайне широких и амбициозных мазках, как это и положено для фантастики. 

— Добро пожаловать на нашу нейротрансляцию любителей новейшей истории, проходящую к вам прямо в мозг в эту, солнечную, благодаря спутниковым отражателям Маска, ночь! Сегодня, полночь, 20 марта 2121 года,  с Вами опять я, свободная цифровая личность Архивариуса788.2107.ru, а значит мы отмечаем юбилейный, 100-й год Вольных Городов — основы нашего процветания, бессмертия и общественной структуры, вот уже 40 лет как пришедшей на смену мрачной эпохе мракобесия государств, наполненных войнами, тиранией, кризисами, насилием, плохим правлением и стагнацией.

Давайте погрузимся в этот тёмный период и проследим, как научно-технический прогресс смог преобразовать даже некогда самую архаичную и косную часть нашей жизни, что некоторые весьма точно называют «Правовой революцией местного самоуправления». Что же ей предшествовало? Это потребует достаточно объёмного и пространного вступления.

По мере усложнения социальной структуры, выходящей из стайного и племенного состояния, люди формировали всё более сложные и иерархические социальные системы. Несмотря на локальные попытки уже в древнейшие времена, создавать общества на достаточно открытых и децентрализованных принципах, трудности коммуникации делали такие структуры не очень конкурентоспособными на фоне более жёстко иерархических обществ, основанных на единоначалии – такая система позволяла оперативно принимать и исполнять решения и пока рыхлые племенные союзы, республики и полисы были поглощены в споры друг с другом, монархические империи уверенно продвигались в своём контроле территорий, пока, в определённый момент, не стали контролировать практически всю планету, что в итоге привело к их столкновениям и мировым войнам, по итогам которых они окончательно морально обанкротились и массово стали рушиться – если в начале 20 века на планете Земля насчитывалось не более 50 государств, то к концу 20 века их было уже более 200, что, конечно, не идёт ни в какое сравнение с тем их множеством, которые мы наблюдали позже, до Великого Единения.

Даже самое плохое решение лучше, чем никакое решение, поскольку оно навязывает себя тем, кто эти решения принимать не может.  Децентрализованные системы прошлого физически, как правило не могли обеспечить свою связность и координацию на конкурентоспособном уровне. Выдающиеся исключения из этой закономерности, конечно, были, будь то победа союза эллинских полисов над Персией или успешное выживание с 13 века конфедеративного союза вольных городов Швейцарии.

Более того, даже если мы будем рассматривать успех централизованных иерархических систем, мы обнаружим что наибольших успехов среди них достигали именно порядки более открытого доступа, будь то достижения Древнего Рима, начавшего своё победоносное расширение с массового приёма к себе переселенцев с округи или успех европейских империй на фоне режимов, как правило значительно более деспотических. И, конечно, наибольшего успеха в истории империализма достигла Британская империя, а потом, посредством косвенного управления – США, являвшиеся при этом странами с наибольшим открытым доступом для своего времени.

Есть всё же определённая историческая логика в том, что большинство государств древности большую часть своей истории развивались как весьма протяжённые монархии, широко применявшие рабовладение и крепостное право. В сущности, они развивались как успешные деспотические предприятия с единоличными правами собственности, которые постепенно, чтобы выжить, всё больше размывались, сначала в пользу аристократии, а потом и более широких слоёв населения, пока, наконец, государства не были «национализированы» через республики, конституционные монархии и парламентаризм с всеобщим избирательным правом.

Новые собственники этих гигантских предприятий – «государств» – рядовые граждане, получили государственные институты «не приходя в сознание», по инерции, либо пытаясь копировать монархические предприятия, либо постоянно торгуясь и увеличивая свою долю, в случае конституционных монархий. Проблема, однако, в том, что сам дизайн подобных, искусственных монополий, основанных на насилии, направлен в прямо противоположную сторону по отношению к реальным интересам обычных граждан. Когда люди хотят жить по своим обычаям и привычкам, государства унифицируют их нормы поведения, когда люди хотят получать больше ресурсов в результате своей деятельности и владения общим имуществом, государства концентрируют и перераспределяют эти ресурсы, далеко не всегда в интересах его граждан, особенно их большинства, а не узкого круга друзей и родственников правящей группировки. Всё это конечно оправдывается интересами национальной безопасности и постоянными угрозами военного вторжения из вне, но это становилось всё труднее делать, по мере распространения демократии по миру и искоренению диктаторских режимов, технически способных и заинтересованных в подобной агрессии.

Исторически эта проблема во многом развивалась как чисто инженерно-коммуникативная — большие группы людей можно заставить скоординировано что-то делать прежде всего в жёстких иерархических системах. Объяснять каждому крестьянину Древнего Египта что в его интересах построить в Верховьях Нила систему дамб и шлюзов чтобы избежать потопов и засухи, в древние времена неразвитости средств коммуникации было достаточно затруднительно. Куда проще провозгласить Фараона – наместником богов и под страхом страшных кар, выгнать людей на принудительные трудовые повинности. Однако, времена менялись, пока, наконец, не изобрели интернет, который был внедрён практически в каждый дом и благодаря которому можно мгновенно и добровольно мобилизовывать миллионы людей, не силой кнута и религиозного ужаса, а посредством силы аргументов и разъяснений. Технологии наподобие блокчейна усиливали эти фундаментальные изменения, подменяя собой массивный бюрократический аппарат и достигая при этом значительно больших уровней легитимности и масштабов вовлечения в любое социальное предприятие.

Всё это усиливало жизнеспособность добровольных и децентрализованных социальных систем, превращая системы насильственные и централизованные, во всё большую архаику. Тем не менее, эти архаичные системы по инерции сохранялись и даже прямо блокировали развитие своих альтернатив. Один из последних российских диктаторов, Владимир Путин, так и отмечал, что современные транснациональные корпорации (при всех претензиях к ТНК, никто юридически законно принудительно на них работать и у них покупать не заставляет) в начале 21 века стали прямыми конкурентами традиционных государств. Однако, всё больше людей понимало, где в этом противостоянии – прогрессивная сторона истории, а где мракобесы, возомнившие себя или даже узурпировавшие себе статусы королей древности.

Ситуация усугублялось в том, что эти иерархические централизованные системы в лице национальных государств и правительств, создавали вокруг себя предельно конкретный ущерб. И если империи и диктатуры прошлого производили прежде всего войны, геноцид и репрессии, то даже самые либеральные демократии прошлого также создавали серьёзные проблемы своим жителям – постоянный, по внутренним законам бюрократии и популизма, рост регулирования и принудительного перераспределения в их исполнении убивал предпринимательскую активность и стимулы к труду и инвестициям.

Эту проблему усугубляло разрушение государствами демографических процессов, например, критически важная для развития страны открытая миграционная политика, которая в условиях демократического централизма гарантировала ксенофобную реакцию и закрытие границ в силу угрозы размывания управления страной и навязывания общинам мигрантов сверху. В то же время,  децентрализованные системы, например Швейцария, уже в начале 21 века, ещё до масштабной гонки стран за климатических беженцев, могли принимать от 30% до 60% мигрантов в первом поколении в своих обществах, так как решение о их приёме и натурализации принимали общины на местах, делая миграционную политику существенно более легитимной и эффективной.

В результате, к началу 21 века в мире сложилась парадоксальная ситуация, когда развитые либеральные демократии, как правило, не могли обеспечить своим жителям даже среднемировые темпы роста экономики. Несмотря на то, что ранние демократии эпохи конца 19 и начала 20 веков, уже будучи самыми богатыми и развитыми на планете, успешно продолжали лидировать в мире по темпам прироста процветания, оставляя значительно большую часть ресурсов в карманах своих жителей. У самих жителей были стимулы инвестировать эти деньги в дальнейшее процветание своих стран.

Всё это происходило на фоне явной неспособности государств обеспечить продолжение мирной общечеловеческой интеграции, чьи культурные и экономические предпосылки уже давно были сформированы и осознанны интеллектуалами. Однако, вопреки всё более выраженному стремлению человечества объединиться, государственные институты физически были на это не способны, поскольку, основанные на механизмах иерархии, они действовали в системе игры с нулевой суммой, при которой мало кто хотел занимать подчинённое положение.

Многие политические силы по всему миру пытались изменить сложившееся положение вещей, однако даже побеждая на выборах, они не могли ничего принципиально изменить без замены всей системы на самых её фундаментальных уровнях, к чему не были готовы ни избиратели, ни политические элиты.

И тогда, возможно от отчаяния и безнадёжности, возникло две идеи — ключевых катализаторов последующих изменений:

В масштабах попыток общенациональных реформ, когда стало понятно, что популизму не получиться эффективно противостоять в масштабах стран в целом, была предложена идея городов – хартий, создающий локальное, особое правовое и налоговое поле, независимое от национального регулирования и способное показать более высокую эффективность управления вольного города наглядно, без постоянного откатывания реформ при смене власти или их саботажа со стороны недовольных групп. Это могло бы позволить достигнуть быстрых положительных изменений и запустить конкуренцию и внедрение лучших практик. Однако, недовольные всё же были и рассматривали это предложение как сепаратизм и империализм одновременно, поэтому даже такие, локальные реформы продвигались с огромным трудом и противодействием, долгое время так и не демонстрируя из-за этого устойчивых успешных практик.

Однако на уровне политического активизма возникла другая, дополняющая идея – когда стало понятно, что сторонники прогресса и свободы не смогут победить на выборах и тем более провести жизнеспособные, даже муниципальные реформы без масштабной консолидации своих усилий в результате политически мотивированного и скоординированного переезда. Первый такой проект – Free State Project (FSP) — Свободного штата Нью-Гемпшира был предложен и запущен в США в 2001 году. Однако, поскольку уровень штата не обладал полнотой суверенитета, а сепаратизм со временем вновь становился главной проблемой в мире, включая Америку, у этого проекта были серьёзные проблемы и ограничения роста, пока, через 20 лет, не появился его европейский аналог, ориентированный на крошечную балканскую страну – Черногорию.

Последующие события приводятся в своей краткой хронологической выжимке, для понимания основных рубежей, связанных с обсуждаемыми нами в этой трансляции тектоническими сдвигами.

В 2021 году произошёл запуск FSP – Europe (FSPE), получивший название Montelibero. Первые сторонники свободы прибыли уже тогда и стали обустраиваться, создавая свои бизнесы и инфраструктуру для привлечения всё новых переселенцев. Переселенцы в свою очередь тратят своё время и ресурсы на продвижение в стране идей свободы, предпринимательства, помощь в развитии местных профильных общественных и политических инициатив.

2022 год – в группу поддержки Montelibero входят основные либертарианские институты и движения, а также публично выражается поддержка этого проекта инициативными группами по продвижению чартерных городов.

2023 год – по предложению ряда черногорских партий и местных общественных организаций, правительство создаёт Черногорский земельный фонд, который в качестве автономной организации аккумулирует средства с аренды национальной земли в стране и распределяет возникающий доход на защиту экологии, развитие инфраструктуры и распределение в качестве Базового Основного Дохода его прибылей, равномерно всем гражданам страны, делая их прямо экономически заинтересованными в дальнейшем интенсивном развитии её территорий.

2024 год – FSPE официально поддерживается со стороны FSP США и на фоне усиления борьбы правительства США с сепаратизмом, под который в том числе включили данный проект, сфера интересов американских сторонников свободы всё больше смещается в Европу.

2025 год – по проекту FSPE в Montelibero переезжает первая тысяча переселенцев со всего мира, разделяющих идеалы свободы, добровольного обмена (рыночной экономики) и самоуправления.

2026 год – в результате многолетних переговоров инициативой группы, состоящей из большой общественно-партийной коалиции внутри Черногории и сообщества международных инвесторов, правительство страны создаёт на основе входа в Боко-Которский залив, на границе с Хорватией, первый чартерный город с особым правовым режимом, названный «Новым Гонконгом». На момент его создания в стране уже проживает несколько сот политических беженцев из оригинального Гонконга, однако после этого шага, процесс их миграции ускоряется на многие порядки, а в Черногории буквально за несколько десятилетий возникает новый глобальный торговый хаб и мегаполис.

2028 год – Черногория официально вступает в Европейский Союз, что открывает для уже переориентированной на предпринимательство страны, огромные возможности общего рынка сбыта.

2030 год – чтобы не создавать конфликта интересов между массовым гражданством и распределением распыляющихся прибылей по системе БОДа, Черногорский земельный фонд преобразуется в акционерное общество, чьи акции равномерно раздаются только текущим гражданам Черногории, а доход с аренды земли распределяется в форме дивидендных выплат.

2031 год – первые переселенцы FSPE получают статус местного гражданства.

2032 год — правительство Черногории официально поддерживает проект и идеологию Montelibero, упрощает для его членов режим натурализации и прямо поддерживает его правовые инициативы, в стране появляется ещё несколько городов-хартий и вводится электронное резидентство.

2034 год – примеру земельного фонда следуют другие национальные черногорские активы и инфраструктурные системы и сервисы, после чего все коренные жители Черногории становятся прямыми выгодополучателями от дальнейшего развития всех аспектов экономики страны и интеграции в ней наибольшего числа мигрантов.

2035 год —  на местность переезжает первые 10 тысяч человек в рамках проекта FSPE.

2036 год – все муниципалитеты Черногории становятся городами хартий, страна превращается в «Балканскую Швейцарию», за счёт усиления внутри черногорской конкуренции институтов и их соревнования за инвестиции и мигрантов, в мире всё чаще говорят о «Черногорском экономическом чуде», рост ВВП устойчиво демонстрирует наибольшие темпы в мире.

2037 год – число лиц, ставших электронными резидентами Черногории, впервые превысило постоянное население.

2038 год – Черногория первой в мире переходит к функциональному федерализму – при сохранении общих рынков и базовых норм, коммунальные общины формируют различные конкурирующие ассоциации с разными управленческими подходами, специализацией и альтернативными совместными проектами, свободно меняя административные границы по желанию конкретных кондоминиумов.  FSPE объявляет о своём самороспуске, поскольку все его программные задачи выполнены – некоторые его активисты сосредотачиваются на экспорте моделей, показавших свою эффективность в Черногории, другие переходят к продвижению на местах других повесток, например трансгуманизма или индивидуального суверенитета.

2041 – из-за бума экономического роста удваивающейся каждые пять лет экономики и радикальных порядков открытого доступа в конкурирующих за потребителей и рабочую силу городах, население Черногории впервые превышает 1 млн. жителей.

2046 год – вопреки обеспокоенности и предостережениям из Брюсселя, в ходе договора в Герцег Нови, учреждена Балканская конфедерация вольных городов с конкуренцией обслуживающих их компаний, за счёт экспорта правовых и общественных моделей из Черногории.

2050 год – чтобы избежать усугубления кризиса, остановить рост сепаратистских движений и выйти из стагнации в остальном ЕС, модель конфедерации суверенных городов и фирм Балкан расширилась до всего ЕС. Оформивший это Которский договор пришёл на смену Лиссабонскому договору и его преемникам. Подобная, радикальная децентрализация институтов Европейского Союза и разгосударствление механизмов перераспределения в нём ресурсов, устранило рамки, препятствующие более активному расширению ЕС, поэтому в следующие 30 лет его принципы и механизмы активно экспортировались, пока в 2081 году на Генеральной Ассамблее ООН не был ратифицирован «Черногорский Пакет Изменений», который привёл фактически к расширению ЕС до ООН и преобразовал весь мир в единую Человеческую конфедерацию состоящую из множества вольных городов и их ассоциаций, объединённых множеством прямых договоров друг с другом настолько, насколько это требуется конкретным локальным сообществам.

Следующие десятилетия ещё продолжались локальные конфликты с местными экстремистскими группами и диктаторами, отказывавшимися фактически исполнять международные нормы, однако к 2110 году последний подобный конфликт, даже в самых удалённых районах закончился, и последняя местная община обрела полный суверенитет от внешнего принуждения, став последним по обретению независимости в истории человечества Вольным Городом. А уже на следующий год, первая ассоциация вольных городов Марса была официально признана основными консорциумами полисов Земли, Луны и Орбиты в качестве полноправных членов Человеческой конфедерации, однако это уже совсем другая история. Локальные городские сообщества в это время в основном обсуждали успехи своих муниципальных миссий к экзопланетам и дебатировали по программам натурализации цифровых сознаний, роботов и китообразных. Ещё за тридцать лет до этого, первое сообщество дельфинов с нейроинтерфейсами в водах Бока-Которского залива было признано в качестве полноправных граждан Нового-Гонконга.

Так, для населения Земли и её переселенцев, закончилась эпоха постоянных междоусобиц и начался принципиально новый период развития, на этот раз действительно разумной жизни.